ЮНОСТЬ ОТ 17 ДО 20-23 ЛЕТ

Юность - это время выбора жизненного пути. Юноши строят планы, которым суждено или не суждено будет сбыться в зрелости. Начинается и реализация поставленных целей - работа по выбранной специальности, учеба в вузе, иногда создание семьи.

Юность - всего лишь начало взрослой жизни и иногда воспринимается как черновик, который можно отложить в сторону и начать все писать заново. Ощущение того, что вся жизнь впереди, дает возможность пробовать, ошибаться и искать с легкой душой. Но "дороги, которые мы выбираем" в это время, обычно очень многое определяют в жизни взрослого человека.

Кризис 17 лет

В детстве границы возрастных периодов определенны. Когда детство остается в прошлом, все психические функции в основном сформированы и началась стабилизация личности, рамки отдельных возрастов становятся все более условными. Но кризис 17 лет возникает точно на рубеже привычной школьной и новой взрослой жизни.

В последние годы, как уже отмечалось, все больше подростков покидают школьные стены после 9-го класса. При нежелании Учиться и низкой успеваемости не все стремятся потом пойти в технические колледжи (бывшие ПТУ); кто-то не проходит туда по конкурсу. Значительная часть из них идет работать, в лучшем случае посещая вечернюю школу. Если подросток выбрал для себя этот путь, переходный период (15 лет) превращается в ярко выраженный кризис, и кризис 17 лет, таким образом, смещается, наступает раньше.

Кризис 15 лет характерен в основном для тех, кто имеет сильную гедонистическую установку (не обязательно направленность личности в целом), и отчасти для подростков с эгоцентрической направленностью. Из беседы с мальчиком, заканчивающим 9-й класс и собирающимся работать:

" - ...Что ты хочешь от жизни?

Но деньги важны не сами по себе. Что они дают?

Если деньги есть, живи как хочешь. В баре посидишь, бильярд, хорошее вино. Водка меня не привлекает, от нее тошнит.

Вообще, главное в жизни - удовольствие. Нужно кайф ловить, хотя он проходит, конечно... Можно сказать - выгода. Все живут ради выгоды. И то, что вы все говорите: "духовность", - тоже выгода. Вот вы работаете и от работы удовольствие получаете. Это тоже выгода...

Ты способный, мог бы хорошо учиться. Получить высшее образование.

Ой, нет! Еще столько лет штаны протирать! Я окончательно решил: школу брошу. В вечерку пойду, наверное. Там если прогуливаешь, тройки ставят, а если сидишь, четверки и пятерки.

Здесь надоело все. Скучно. Все одно и то же. Полдня в школе, потом домой придешь, тоже делать нечего...

А вообще, я на море хочу. Чтобы роскошный номер в гостинице, и ты один. Окно открываешь - и ветер с моря. Чтобы денег много было. Ресторан, пляж. Так недели две. А потом все равно надоест. Ведь все приедается...

Где же ты собираешься зарабатывать деньги?

Не знаю. С этим сейчас проблема. Трудом много не заработаешь. Там видно будет. До этого еще надо дожить. Устроюсь куда-нибудь. Хорошо бы в какую-нибудь фирму...

А семья? Наверное, это будет главное в твоей жизни. Когда ты влюбишься...

А если она меня не полюбит? Это еще хуже. Кому я нужен? Сейчас любят или бандитов, или ботаников. А я непонятно что. Но вообще, я не представляю, как можно жениться без любви..."

Такие подростки, особенно во время кризиса, бывают циничны и достаточно откровенны, ясно формулируя свое жизненное кредо. Живя настоящим, они не всегда четко планируют будущее, и период юности для них будет, скорее всего, временем проб и ошибок. Но и им обычно свойственны элементы той духовности, против которой они протестуют, - например, стремление к глубокому чувству. Если интеллект высок, они достаточно критичны к своему характеру, причинам низкой успеваемости и конфликтов в школе.

Одиннадцать классов кончают более благополучные дети. Но в 17 лет кризис протекает не менее остро, чем в 15. Как отмечал Д.Б. Эльконин, это наиболее тяжелый кризисный период наряду с кризисами 3 и 11 лет.

Большинство 17-летних школьников ориентируется на продолжение образования, немногие - на поиски работы (последние не решились на это раньше, после 9-го класса). По нашим экспериментальным данным, выпускники школы, собирающиеся поступить в вузы, ценят свой социальный статус, даже если учатся средне, и считают себя выше многих сверстников. Особенно это касается учеников тех школ, в которых производится большой отсев: например, из трех девятых классов составляют один десятый. Высшее образование им нужно для того, чтобы получить профессию, позволяющую "достойно жить", "много зарабатывать", "обеспечивать себя и семью". Кто-то надеется на блестящую карьеру ("Моя мечта - Белый дом"). Их мнение существенно отличается от мнения ушедших из школы 15-летних подростков ("Высшее образование денег не дает. Интеллигенция живет хуже остальных"). Ценность образования - большое благо, но в то же время достижение поставленной цели сложно, и в конце 11-го класса эмоциональное напряжение может резко возрасти.

Выпускники школы, связывающие свои ближайшие жизненные планы с вузом, иногда делят себя на две категории: первые надеются на помощь родителей, скорее всего платный вуз, и не теряют душевного равновесия; вторые рассчитывают на свои силы. Именно те, кто собирается пробиваться в жизни сам, больше всего трудятся, осваивая школьную программу и дополнительный материал, посещая различные подготовительные курсы. Они должны выдержать конкурс в государственный вуз и наиболее подвержены связанным с поступлением стрессам. Часть из них - юноши и девушки с духовно-нравственной направленностью личности, готовые бороться за свое призвание, часть - с эгоцентрической направленностью, порой сильной престижной мотивацией, побуждающей поступить во что бы то ни стало в определенный вуз или в любой вуз - лишь бы поступить, не остаться "за бортом".

Для тех, кто тяжело переживает кризис 17 лет, характерны различные страхи. Ответственность перед собой и своими родными за выбор, реальные достижения в это время - уже большой груз. К этому прибавляется страх перед новой жизнью, перед возможностью ошибки, перед неудачей при поступлении в вуз, у юношей - перед армией. Высокая тревожность и на этом фоне выраженный страх могут привести к возникновению невротических реакций, таких как повышение температуры перед выпускными или вступительными экзаменами, головные боли и т. п. Может начаться обострение гастрита, нейродермита или другого хронического заболевания.

Индивидуальные различия в переживании кризиса 17 лет велики. Но даже если выпускник мало тревожен и все складывается для него удачно, резкая смена образа жизни, включение в новые виды деятельности, общение с новыми людьми вызывают значительную напряженность. Новая жизненная ситуация требует адаптации к ней. Помогают адаптироваться в основном два фактора: поддержка семьи и уверенность в себе, чувство компетентности.

Яна Мальцева, колумнист «Летидора» и мама двоих детей, выяснила, как вести себя с уже почти самостоятельной дочерью.

Пока моя дочка была маленькой, все было понятно: как себя вести, что ей покупать, о чем говорить... Но чем взрослее наши дети, тем сложнее находить с ними точки соприкосновения, общий язык.

Казалось, совсем недавно был выпускной из детского сада. На нем моя малышка в роскошном красном платье с аккуратно уложенными локонами выглядела настоящей принцессой. Потом - начальная школа и , медали и грамоты, образцово-показательное поведение. Даже когда девочка превратилась в подростка, я не знала с ней проблем. Она по-прежнему прекрасно училась, много читала, побеждала в олимпиадах, стала больше . На родительские собрания мне можно было не ходить: когда речь заходила о дочери, отзывы были исключительно положительными.

Время летит так быстро. К шестнадцати годам дочь превратилась в высокую стройную блондинку, на которую на улице оборачивались мужчины. Но кроме этого моя красавица могла похвастаться стойкостью характера и развитым интеллектом. Я твердо убеждена, что наши дети должны быть лучше нас. Но передо мной все чаще возникал вопрос: как правильно вести себя с этой сильной личностью, за которую я всё ещё в ответе?

Особенно трудно было, когда наши взгляды на что-то разнились. Пока мы были едины во мнении, мы были лучшими подругами. Но стоило мне выразить несогласие, как я натыкалась на холодный взгляд умных серых глаз и череду аргументов в доказательство ее, дочериной, правоты. Мои доводы быстро иссякали, и я терялась, не знала, как себя вести. Иногда эмоции мешали мне быть мудрой, и я . Я понимала, что была права по сути, но не права по форме.

В голове царил полный бардак. Кто она, моя дочь: взрослый или ребенок?

Если бы я была сторонним наблюдателем, то посоветовала бы маме пойти на консультацию к психологу. Вместо этого я обратилась за советом . В моей бабушке - мудрость всего рода и безграничное терпение. Она пережила Великую Отечественную войну, голод, смерть родных. Она воспитывала меня почти с самого рождения. Я очень привязана к ней и во всем доверяю. Когда я поделилась с ней своими волнениями по поводу дочери, она сразу все поняла. Бабушка уверила меня, что на путь ее надо наставлять как ребенка, но приучать к труду.

Будь терпелива, не кричи, разговаривай с дочкой, не отдаляй от себя. Иначе уйдет, закроется, и не найдешь к ней подхода,

Говорила мне бабушка.

Вспомнила я и то, как моя мама общалась со мной в возрасте 15-17 лет. Мы были подругами, но мама многое решала за меня. Она умела убеждать, находила нужные слова, быстро принимала решения. Я уступала ей в силу мягкости своего характера. Помню то чувство неудовлетворения, когда мои внутренние убеждения подменялись чужими, пусть и родными, мамиными. Эти воспоминания заставляют переживать еще больше: как найти тот рубеж, где сохраняются личные границы повзрослевшей дочери и в то же время остается здравый смысл поступков, линии поведения.

Скоро дочери исполнится семнадцать. Уже сейчас она целая уникальная вселенная. Перевоспитывать в этом возрасте человека уже поздно. И все же до восемнадцати лет мы, родители, ответственны за наших детей. Наши родительские страхи вполне обоснованы. Молодежь в этом возрасте вспыльчива, склонна к самым крайним проявлениям эмоций. Такое поведение может привести к необдуманным поступкам.

Так что же делать? Думаю, стоит больше доверять ребенку.

Все предыдущие годы его стиль жизни определяли родители, он перенимал наши привычки, традиции и манеру общения. Пришло время позволить ему раскрыться самому. Я пресекаю в себе желание контролировать все поступки дочери, ведь я не смогу прожить за нее жизнь и уберечь от всех ошибок. Часто это очень сложно, кажется, что в той или иной ситуации решение очевидно. Очевидно мне, но не моей самостоятельной дочери.

Теперь моя помощь заключается в том, чтобы разговаривать и обсуждать, внушать уверенность в себе. Некоторые проблемы семнадцатилетний просто не может решить самостоятельно. Например, ученики 10-11 классов еще не имеют собственного дохода. В этом возрасте лишь немногие находят возможность заработать. Как поступать с финансированием юного члена семьи - решайте на семейном совете, но с повзрослевшим ребенком можно и нужно обсуждать расходы семьи, обосновывать, какие суммы он может получить от родителей.

С другой стороны, необходимо дать юноше или девушке почувствовать ответственность за свои поступки и свою жизнь. На своем примере показывать, что в доме есть общепринятые правила для всех членов семьи, независимо от возраста.

Дисциплинируют и помогают повзрослеть обязанности по дому.

В спокойной обстановке нужно обсудить, какую домашнюю работу сын или дочь возьмут на себя, что им больше по душе.

А укрепляют ваши отношения общие интересы. Нужно находить точки соприкосновения, это сближает и помогает понять друг друга. Доверительное общение с дочерью позволило мне увидеть, как много у нас общего.

У нас, родителей, не всегда все получается гладко, но не торопитесь винить себя во всех смертных грехах. Наше настроение передается чутким и эмоциональным детям, даже если им уже семнадцать.

Главное в отношениях с повзрослевшими детьми - это любовь и принятие. Умейте прощать, верьте в детей, желайте им счастья и любите!

Фото: семейный архив Яны Мальцевой

формируется самосознание – представление о себе самом, самооценивание своей внешности, умственных, моральных, волевых качеств

происходит соотношение себя с идеалом, появляется возможность самовоспитания

возрастает волевая регуляция

возрастает концентрация внимания, объем памяти, логизация учебного материала, сформировалось абстрактно-логическое мышление

появляется умение самостоятельно разбираться в сложных вопросах

формируется собственное мировоззрение – как целостная система взглядов, знаний, убеждений, своей жизненной философии

увлечение псевдонаучными теориями, создание собственных теорий жизни, любви, политики, максимализм суждений

стремление к самоутверждению своей независимости, оригинальности

пренебрежение к советам старших

критиканство, проявление недоверия

сухой рационализм, практицизм

стремление к самоуправлению, заново осмыслить все окружающее, происходит жизненное определение человека, приобретение определенной степени психологической зрелости

стремление приобрести профессию – основной мотив познавательной деятельности

отсутствие подлинной самостоятельности, подверженность влиянию сверстников, повышенная внушаемость и конформизм по отношению к сверстникам

завершено половое созревание. формируется отношение к зарождающимся сексуальным желаниям

возникает первое чувство любви, дружбы

происходит существенная перестройка эмоциональной сферы

недостаточное осознание последствий своих поступков

Психологическое новообразование: умение составлять жизненные планы, искать средства их реализации сердца железными рукавицами". Ибо любовь должна навсегда, на всю жизнь остаться для человека самым светлым, интимнейшим, неприкосновенным. Любовь мужчины и женщины бывает, по крайней мере, двух типов: 1) любовь как чувство предпочтения одного человека всем другим, даже, может быть, более красивым, умным и т. п. – но вам необходим именно данный один человек, вы желаете постоянно иметь возле себя объект любви, боитесь его потерять. Это любовь эгоистическая, человек заботится главным образом о себе, выступает лишь в качестве потребителя удовольствия; 2) любовь альтруистическая, когда преобладает желание не столько получать удовольствие от объекта любви, сколько все дать ему, даже в ущерб себе. В некоторых языках слово "любить" имеет только этот второй смысл (например, украинское "кохаю"). Формирование отношения к любви, своих ожиданий и установок (на эгоистический либо альтруистический тип любви), выбор спутника жизни – важнейшие проявления юношеского самосознания.

§ 5.3. Поздняя юность (от 17 до 23) Кризис 17 лет

В детстве границы возрастных периодов определенны. Когда детство остается в прошлом, все психические функ­ции в основном сформированы и началась стабилизация личности, рамки отдельных возрастов становятся все бо­лее условными. Но кризис 17 лет возникает точно на рубе­же привычной школьной и новой взрослой жизни.

В последние годы, как уже отмечалось, все больше под­ростков покидают школьные стены после 9-го класса. При нежелании учиться и низкой успеваемости не все стремят­ся потом пойти в технические колледжи (бывшие ПТУ); кто-то не проходит туда по конкурсу. Значительная часть из них идет работать, в лучшем случае посещая вечернюю школу. Если подросток выбрал для себя этот путь, пере­ходный период (15 лет) превращается в ярко выраженный кризис, и кризис 17 лет, таким образом, смещается, на­ступает раньше.

Кризис 15 лет характерен в основном для тех, кто имеет сильную гедонистическую установку (не обязательно на­правленность личности в целом), и отчасти для подрост­ков с эгоистической направленностью.

Большинство 17-летних школьников ориентируются на продолжение образования, немногие – на поиски работы (последние не решились на это раньше, после 9-го класса). По нашим экспериментальным данным, выпускники шко­лы, собирающиеся поступить в вузы, ценят свой соци­альный статус, даже если учатся средне, и считают себя выше многих сверстников. Особенно это касается учеников тех школ, в которых производится большой отсев: напри­мер, из трех девятых классов составляют один десятый. Высшее образование им нужно для того, чтобы получить профессию, позволяющую «достойно жить», «много зара­батывать», «обеспечивать себя и семью». Кто-то надеется на блестящую карьеру («Моя мечта – Белый дом»). Их мнение существенно отличается от мнения ушедших из школы 15-летних подростков («Высшее образование денег не дает. Интеллигенция живет хуже остальных»). Ценность образования – большое благо, но в то же время достиже­ние поставленной цели сложно, и в конце 11-го класса эмоциональное напряжение может резко возрасти.

Выпускники школы, связывающие свои ближайшие жизненные планы с вузом, иногда делят себя на две кате­гории: первые надеются на помощь родителей, скорее все­го платный вуз, и не теряют душевного равновесия; вто­рые рассчитывают на свои силы. Именно те, кто собирает­ся пробиваться в жизни сам, больше всего трудятся, осва­ивая школьную программу и дополнительный материал, посещая различные подготовительные курсы. Они должны выдержать конкурс в государственный вуз и наиболее под­вержены связанным с поступлением стрессам. Часть из них – юноши и девушки с духовно-нравственной направ­ленностью личности, готовые бороться за свое призвание, часть – с эгоистической направленностью, порой силь­ной престижной мотивацией, побуждающей поступить во что бы то ни стало в определенный вуз или в любой вуз – лишь бы поступить, не остаться «за бортом».

Для тех, кто тяжело переживает кризис 17 лет, харак­терны различные страхи. Ответственность перед собой и своими родными за выбор, реальные достижения в это время – уже большой груз. К этому прибавляется страх перед новой жизнью, перед возможностью ошибки, перед неудачей при поступлении в вуз, у юношей – перед арми­ей. Высокая тревожность и на этом фоне выраженный страх могут привести к возникновению невротических реакций, таких как повышение температуры перед выпускными или вступительными экзаменами, головные боли и т.п. Может начаться обострение гастрита, нейродермита или другого хронического заболевания.

Индивидуальные различия в переживании кризиса 17 лет велики. Но даже если выпускник мало тревожен и все скла­дывается для него удачно, резкая смена образа жизни, вклю­чение в новые виды деятельности, общение с новыми людь­ми вызывают значительную напряженность. Новая жизнен­ная ситуация требует адаптации к ней. Помогают адапти­роваться в основном два фактора: поддержка семьи и уве­ренность в себе, чувство компетентности.

Частые смены настроения, гневные взрывы, капризы. Трудно иметь дело с подростками. Что происходит с детьми, вступающими в переходный возраст? С точки зрения эволюции самые несносные свойства тинейджеров – ключ к успеху в их будущей взрослой жизни.

Прекрасным майским утром ничто не предвещало беды, как вдруг раздался звонок из полиции. Мой 17-летний сын был арестован за то, что «немножко превысил скорость», как он мне объяснил. «Немножко – это сколько?» – уточнил я. Оказалось, что мальчик, которого я, кажется, еще совсем недавно пеленал и кормил с ложечки, летел по автостраде со скоростью 182 километра в час. «Это не немножко»! – закричал я.

Сын согласился. Он был мрачен, в голосе слышалось раскаяние. Он не возражал против того, чтобы должен сам погасить штраф и оплатить услуги адвоката. Он не спорил, когда я объяснял, что на такой скорости любая мелочь – собака на дороге, спущенная шина, приступ кашля – могла привести его к гибели. Мальчишка отвечал так благоразумно, что просто выводил из себя. Он даже заявил, что полицейский был прав, остановив его, ведь «нельзя же допустить, чтобы все гоняли со скоростью 182 километра».

Сын возражал только против одного. Ему не понравилась, что среди его нарушений было указано «неосторожное вождение». «Да? – возмутился я, ухватившись за возможность наконец-то накричать. – А как бы ты это назвал?»

«Просто неправильным, – ответил он спокойно, – “неосторожное вождение” предполагает, что я не думал, что мне было наплевать. Но это не так. Я был осторожен, специально убедился, что еду по пустому отрезку шоссе, при свете дня, по сухой дороге с прекрасной разметкой. Я ехал осознанно. Я хочу, чтобы ты это знал. И если тебе от этого станет легче, я был максимально сконцентрирован».

Мне действительно стало легче. Но меня продолжало беспокоить то, что я не понимал, зачем он это сделал.

Шекспир и Аристотель против подростков.

Ответы на вопросы, подобные моему, люди ищут уже многие тысячелетия. Что происходит с детьми, когда они становятся подростками? Почему они так себя ведут?

Долго считалось, что существуют особые темные силы, которые действуют исключительно на подростков. Аристотель более 2300 лет назад писал: «Юноши так разгорячены природой, как люди, упившиеся вином». Пастух из «Зимней сказки» Шекспира говорит: «Хотел бы я, чтобы между десятью и двадцатью годами не было никакого возраста или чтобы молодежь могла проспать это время; а то ведь в эти годы у них только и дела, что делать девкам детей, обирать стариков, воровать да драться».

Этим жалобам часто вторят и ученые. Стэнли Холл, подводя итог исследованиям подростковой психологии в своей книге 1904 года «Психология юности и ее связь с физиологией, антропологией, социологией, сексом, преступностью, религией и образованием», утверждал, что этот возраст «потрясений и стрессов» воспроизводит прежние, менее цивилизованные стадии развития человечества. Фрейд видел в подростковой психологии проявление мучительного психо-сексуального конфликта. Эрик Эриксон описывал этот период как самый бурный из всех кризисов идентичности, происходящих в жизни человека.

Подобные мнения господствовали до конца ХХ века, когда благодаря новым технологиям стало возможно визуально наблюдать работу мозга подростков, отслеживать его физическое развитие и активность. И тогда выявились нюансы, которые всех удивили.

Прежде ученые были уверены, что развитие мозга ребенка к моменту поступления в школу практически заканчивается. Однако исследования, проводимые с помощью современных технологий с 1990-х годов, показывают, что это не так – мозг продолжает формироваться на протяжении всего пубертатного периода. Изменения идут от задней части мозга к передней, от областей, контролирующих базовые функции, такие как зрение, движение и инстинктивное мышление, к эволюционно более новым зонам, контролирующим сложные мыслительные процессы.

В результате происходящих изменений мы начинаем чаще учитывать свой опыт и воспоминания в процессе принятия решений. В то же время передние области мозга развивают высокую скорость передачи информации и более разветвленные связи, позволяя во взрослом возрасте рассматривать гораздо больше вариантов и планов действий.

Если этот процесс развития проходит нормально, мы начинаем лучше находить баланс между порывами, желаниями, целями, собственными интересами, правилами, этическими нормами и даже альтруизмом, порождая поведение гораздо более сложное и – по крайней мере, в некоторых случаях – более разумное. Но иногда, особенно поначалу, мозг совершает эту работу не слишком умело: трудно сразу заставить все эти новые шестеренки крутиться в правильном порядке.

«Нейронная неуклюжесть» — причина невыносимого непостоянства тинейджеров.

В «неумелости мозга» кроется и причина невыносимого непостоянства тинейджеров. Они задираются за завтраком, обижаются за ужином, веселятся во вторник и обессилены в субботу не только потому, что им просто недостает опыта, но и потому, что их мозг еще только учится использовать свою новую систему связей. Стресс, усталость, ежедневное напряжение могут вызвать сбой в этом процессе. Абигайл Бэйард, психолог из Колледжа Вассара, изучающая пубертатный период, называет это явление «нейронной неуклюжестью», что аналогично физической неловкости, свойственной молодым людям, еще только учащимся контролировать свои растущие тела.

Эта недавно обнаруженная кривая развития дает остроумное и лаконичное объяснение тому, почему тинейджеры совершают глупости, например, ездят со скоростью 182 километра в час, обижают родителей и делают детей: они ведут себя так, потому что их мозг еще не закончил развиваться. И доказательство тому на лицо – томографические снимки.

Такой подход к проблеме, как свидетельствуют заголовки многих научных работ и популярных статей о «подростковых мозгах», оборачивается тем, что молодых людей представляют как «незавершенный продукт», чей «незрелый мозг» позволяет даже предполагать, что их состояние напоминает «умственную отсталость».

Но мы, однако, хотели бы рассказать о еще более революционном взгляде на проблему. За последние пять лет, пока теория о «незавершенном продукте» продолжала распространяться в обществе, в недрах нейробиологии родились версии гораздо сложнее – и интереснее.

Авторы новых версий обращают внимание на то, что естественный отбор нетерпим к неполезным признакам. Если подросток – это коллекция вредных для него самого черт характера – тревоги, склонности к глупым поступкам, спешки, импульсивности, эгоизма, безрассудства, неловкости, – то как такие черты могли пройти этот самый естественный отбор?

Б. Дж. Кейси, нейробиолог из Медицинского колледжа Уэйл при Корнельском университете, отвечает на этот вопрос так: «Мы привыкли воспринимать подростковый возраст как какую-то проблему. Но чем больше мы узнаем о его уникальных характеристиках, тем больше он представляется нам как чрезвычайно полезный, даже адаптивный период. Характер подростка – именно то, что необходимо для выполнения стоящих перед молодыми людьми на данном этапе жизни задач».

То есть все эти рассеянные, легкомысленные тинейджеры, катающиеся на скейтбордах по лестницам, хамящие родителям, дерущиеся «стенка на стенку», напивающиеся на вечеринках и вступающие в случайные половые связи, на самом деле – чудесно адаптирующиеся личности, более того, они – именно то, чем нужно быть в их возрасте для дела эволюции. Как же так получилось?

В поисках приключений.

Начнем с подростковой гонки за приключениями. Мы все любим новые, волнующие впечатления, но особенно высоко ценим их в юности. Тяга к новизне часто может стать причиной рискованного поведения. Но она же способна породить и позитивные изменения – желание общаться с людьми и расширять круг друзей в конечном итоге повышает безопасность человека, делает его более здоровым, счастливым и успешным.

Любовь к новизне напрямую приводит к обретению полезного опыта. Она дает вдохновение, нужное для того, чтобы «вытащить себя из дома» и выйти на новые территории, как выражается Джей Гид, ведущий исследователь развития мозга подростков в Национальном институте здоровья.

Риск – дело благородное? Склонность к рискованным поступкам – вот что, пожалуй, особенно огорчает старших. В юности мы охотнее всего идем на риск, нам хочется острых ощущений: идет погоня за адреналиновым возбуждением нейронов, за кайфом от необычных и неожиданных событий.

И такие подвиги далеко не всегда происходят под воздействием импульса. Вы можете запланировать получение очередной порции адреналина – прыжок с парашютом или гонку на трассе – вполне осознанно, как это сделал мой сын. Импульсивность человека обычно снижается в течение жизни, начиная примерно с 10 лет. А стремление к острым ощущениям, напротив, доходит до пика в 15, что стабильно подтверждают научные исследования: в ходе экспериментов подростки проявляют повышенную склонность к риску во всех видах тестов – от карточных игр до симулятора вождения.

Подтверждает эту статистику и сама жизнь (к сожалению): на период между 15 и 25 годами приходится наибольшее число опасных историй с плохим концом. Люди этой возрастной группы чаще погибают от несчастных случаев всех видов (кроме происшествий на рабочем месте). Большинство историй долговременного злоупотребления наркотиками или алкоголем также берет начало в подростковом возрасте. Даже те, кто, будучи взрослыми, пьют весьма умеренно, зачастую очень много пили в юности. В странах, где подросткам разрешено водить автомобиль, общество платит и вовсе страшную дань: в США каждая третья смерть подростка происходит из-за автокатастрофы, часто связанной с употреблением алкоголя.

Общепринятое мнение таково: тинейджеры просто не думают. Точнее, в полном согласии с теорией «незавершенного продукта», это так плохо работают их слабые недоразвитые мозги.

Однако эксперименты этого не подтверждают. Лоренс Стейнберг, специалист по психологии развития подростков из Университета Темпл утверждает, что даже дети от 14 до 17 лет, наиболее склонные к рискованным поступкам, используют те же когнитивные стратегии, что и взрослые, и так же хорошо находят выход из проблемных ситуаций. Вопреки распространенному убеждению, они также полностью осознают, что смертны. И, как и взрослые, «тинейджеры на самом деле переоценивают степень риска», уверен Стейнберг.

Но если подростки мыслят так же хорошо, как взрослые, и адекватно оценивают риск, почему же они искушают судьбу? Они идут на риск не потому, что не понимают степень опасности, а потому, что иначе оценивают соотношение риска с возможным выигрышем. В ситуациях, где рискованный поступок поможет им получить то, чего они очень хотят, подростки придают риску гораздо меньше значения, а возможная награда имеет для них гораздо большую ценность.

Именно подросток в далеком прошлом покидал общую пещеру племени и отправлялся в дальнюю разведку – и этим обеспечивал себе процветание в будущем.

Это положение прекрасно иллюстрирует видеоигра, которую использует Стейнберг в качестве теста. Ваша цель – как можно быстрее проехать на автомобиле через город. По дороге вам встречается несколько светофоров. Как и в реальной жизни, иногда они переключаются с зеленого на желтый свет как раз тогда, когда вы к ним приближаетесь, вынуждая принять быстрое решение: остановиться или проехать. Если удается проскочить перекресток до включения красного света, вы экономите время и зарабатываете очки. Но если не успеваете – то теряете еще больше времени, чем если бы сразу остановились. Таким образом, игра вознаграждает вас, если вы идете на некоторую степень риска, но наказывает, если вы рискуете слишком сильно.

Когда подростки проходят игру в одиночестве, в эмоционально нейтральной ситуации пустой комнаты, они идут на риск примерно в той же мере, что и взрослые. Но стоит добавить какую-то составляющую – то, что важно для подростка, – и картина меняется. В данном случае Стейнберг добавил друзей. Когда друзья испытуемого находились с ним в комнате и наблюдали за игрой, он рисковал в два раза чаще, пытаясь проскочить даже те перекрестки, на которых до этого останавливался. Взрослые же проходили испытание одинаково независимо от того, наблюдали за ними друзья или нет.

По мнению Стейнберга, этот тест ясно показывает: склонность к рискованному поведению идет не от несовершенства мышления, а от большей значимости вознаграждения. «Они рисковали чаще не потому, что вдруг стали недооценивать степень риска, – говорит исследователь. – Они делали это потому, что выигрыш для них стал важнее риска». Стейнберг, Б. Дж. Кейси и их сторонники полагают: в ходе эволюции способность пренебрегать риском ради заветного выигрыша давала подросткам конкурентное преимущество.

«Они рисковали чаще не потому, что вдруг стали недооценивать степень риска, – говорит исследователь. – Они делали это потому, что выигрыш для них стал важнее риска».

Ведь чтобы добиться успеха, а то и просто выжить, зачастую требовалось оставлять безопасную территорию дома ради неизвестности и опасностей. Именно подросток в далеком прошлом покидал общую пещеру племени и отправлялся в дальнюю разведку – и этим обеспечивал себе процветание в будущем. Если выживал, конечно. «Чем больше вы стремитесь к новому и идете на риск, тем больше вы преуспеете», – говорит Абигайл Бэйард. Стремление к выигрышу, несмотря на риск, работает так же, как и поиск новых ощущений, – выводит человека из дома на незнакомую тропу.

Полцарства за общение. Только сегодня достойный выигрыш и награда для подростка – уже не мамонт и не новая охотничья тропа. Видеоигра Стейнберга доказала: для подростков нашего времени особо значим социальный выигрыш. С точки зрения физиологии, в подростковом периоде наблюдается пик чувствительности мозга к нейрогормону дофамину, который, как считается, активирует процессы, связанные с восприятием успеха, помогая создавать модели обучения. Действием дофамина объясняют высокую обучаемость подростков, их чрезвычайную чувствительность к выигрышу, а также их острую, иногда мелодраматическую реакцию как на успех, так и на поражение.

И тут следует вспомнить еще об одной особенности, свойственной пубертатному периоду: тинейджеры предпочитают общество сверстников куда отчетливее, чем дети или взрослые.

С одной стороны, страсть к обществу ровесников – проявление на социальном уровне их стремления к новизне: один подросток может предложить другому гораздо больше свежих впечатлений, чем давно знакомые члены семьи.

На нейронном уровне мы воспринимаем изоляцию от общества как угрозу нашему существованию.

И все же подростки тянутся к обществу сверстников по другой, более серьезной причине: они вкладываются в будущее, а не в прошлое. Мы приходим в мир, созданный нашими родителями. Но большую часть нашей жизни мы будем жить и процветать (или прозябать) в мире, который контролируют и изменяют люди нашего поколения. Знать и понимать их, уметь выстраивать с ними отношения – критически важно для нашего преуспевания. Социально успешные крысы или обезьяны, например, обычно получают лучшие территории и гнезда, больше питания и воды, больше союзников и больше секса с лучшими партнерами. И нет биологического вида, имеющего более глубокие и сложные социальные связи, чем человек.

Эта в высшей степени человеческая характеристика делает отношения с ровесниками не каким-то второстепенным явлением, а самым важным из явлений. Некоторые нейровизуальные исследования показывают, что наш мозг реагирует на изгнание из общества сверстников практически так же, как на угрозу физическому здоровью и ограничение пищевых ресурсов. То есть на нейронном уровне мы воспринимаем изоляцию от общества как угрозу нашему существованию, причем это касается даже взрослых. Что уж говорить о подростках, мозг которых особенно чувствителен к нейрогормону окситоцину – а он, в частности, делает социальные связи особо значимыми.

Зная все это, мы сможем терпимее относиться к истерике 13-летнего подростка, которого обманул друг, и к унынию 15-летнего, не получившего приглашения на вечеринку. «Эти дети, – жалуемся мы, – реагируют на социальные победы и поражения так, словно от них зависит их судьба!» Но они правы. Это действительно так.

Кто сейчас глупее, тот потом – умнее.

Беатрис Луна, профессор психиатрии из Университета Питтсбурга, еще раз доказала, что для подростка главное – мотивация, с помощью простого эксперимента.

Участники видели экран с изображением красного креста в центре, который периодически исчезал, – и одновременно где-то в другой точке экрана вспыхивал свет. Согласно полученной инструкции, следовало не смотреть на вспышку, а переводить взгляд в противоположную сторону. Сенсоры фиксировали все движения глаз, также были сделаны снимки мозга участников теста – детей, подростков и молодых людей между 20 и 29 годами.

Вспышки, разумеется, привлекали к себе внимание испытуемых. Чтобы пройти тест, участникам приходилось преодолевать не только инстинктивный импульс, направленный на новую информацию, но и интерес к тому, что запрещено. Возможность так управлять своими реакциями психологи называют торможением.

Десятилеткам этот тест не очень дается – они проваливают до 45 процентов попыток. Подростки проходили тест хуже взрослых – но только пока им не обещали вознаграждения. При высокой мотивации 15-летние тинейджеры могли набрать столько же очков, сколько и взрослые, преодолевая искушение в 70–80 процентах случаев. А к 20 годам их мозг уже начинал реагировать на это задание совершенно так же, как и мозг взрослых.

По сравнению со взрослыми подростки в меньшей степени использовали те области мозга, которые контролируют выполнение задач, замечают ошибки, формируют планы и помогают сконцентрироваться. У взрослых эти области включались автоматически, что позволило им использовать более широкий спектр ресурсов и лучше противостоять искушению. Тинейджеры же, еще в полной мере не умеющие управлять своими ресурсами, использовали эти зоны реже и потому легче поддавались импульсу взглянуть на вспышку света – точно так же они, будучи за рулем, с большей вероятностью отвлекутся, чтобы прочитать новую эсэмэску.

Тут можно снова вспомнить, что фронтальные зоны мозга дольше развиваются и позже других зон достигают зрелости, при которой увеличивается скорость передачи импульсов. На первый взгляд это плохая новость, не особо согласующаяся с эволюцией: если нам нужны эти зоны мозга для решения непростой задачи вхождения во взрослый мир, почему они не работают на полную мощность именно тогда, когда наши испытания особенно трудны?

Разгадка в том, что платой за скорость является гибкость. Взрослый мозг передает сигналы быстрее благодаря небольшой хитрости.

У нервных клеток мозга есть так называемые аксоны – отростки, по которым идет сигнал к соседним нервным клеткам и органам. У взрослых аксоны покрыты надежной миелиновой оболочкой – и сигнал идет быстрее, но при этом новые устойчивые цепочки связей из нервных клеток формируются гораздо медленнее, соответственно, медленнее идет обучение. Так, в языковых центрах мозга наиболее активно миелиновое покрытие формируется в первые 13 лет жизни, когда ребенок учит родной язык. Как только покрытие сформировалось – приобретенные знания закрепляются. Но дальнейшее обучение языку (в частности, иностранному) происходит намного труднее.

Зато в лобных областях мозга миелинизация завершается ближе к концу подросткового периода, более того, она может идти до 22–24 лет. Как утверждает Дуглас Филдс, нейробиолог из Национального института здоровья, «время, когда формируются миелиновые оболочки, является критически важным периодом обучения, но, как только формирование закончится, изменить что-то будет намного сложнее».

Это отсроченное завершение работ – задержка на пути к зрелости – повышает нашу способность к обучению и формированию новых нейронных связей как раз в тот момент, когда мы сталкиваемся с миром, в котором будем жить, когда станем взрослыми. Если бы миелинизация лобных областей завершалась раньше, мы бы, возможно, были бы разумнее в подростковом возрасте, импульсы уже тогда передавались бы достаточно быстро, – однако во взрослом возрасте наши умственные возможности были бы гораздо скромнее, нежели они есть. Иными словами, если бы мы умнели раньше, то в результате, возможно, были бы глупее.

Кто из них добьется успеха. Получившееся в результате соединения всех этих исследований представление называют адаптивно-подростковой теорией. Она предлагает видеть в подростке не «набросок», а невероятно чувствительное, легко адаптирующееся существо, практически идеально подготовленное для очень сложного дела – перехода из безопасного пространства дома в неизвестный внешний мир.

Антропологи обнаружили, что практически все культуры мира воспринимают пубертатный период как возраст, в котором люди стремятся к новизне, острым ощущениям и компании сверстников. Сперва может показаться, что все это не ведет ни к чему, кроме совершения новых глупостей вместе с друзьями. Но при более глубоком взгляде становится ясно, что эти черты помогают человеку лучше адаптироваться как личности и как биологическому виду. Именно поэтому «подростковые проблемы» отмечаются практически во всех культурах человечества, современных и племенных.

В более концентрированном и ярком виде они, конечно, проявляются в западном обществе, где подростки проводят много времени с себе подобными. Однако это вовсе не означает, что феномен подростка – порождение нашей цивилизации.

Культура, разумеется, влияет на подростковый период. Она может изменять его проявления и, возможно, его продолжительность. Она может усиливать его конкретные признаки. Но все же не культура создала переходный возраст. Уникальность этого явления берет начало в человеческих генах.

Выход из дома во внешний мир – возможно, самая сложная вещь из тех, что делает человек на протяжении своей жизни, и при этом самая важная – не только для конкретной личности, но и в целом для нашего вида, проявившего непревзойденную способность осваивать незнакомые пространства. Да, подростки бывают настоящим источником неприятностей. Но без них мы не смогли бы распространиться по планете так быстро.

Конечно, этот взгляд на пубертатный период непросто принять родителям, имеющим дело со своими детьми-подростками в их самых невыносимых, противоречивых и порой даже пугающих проявлениях. С естественным отбором шутки плохи, и ошибки детей могут приводить к непоправимым последствиям. В современном мире им не грозит стать обедом для леопарда или погибнуть в ритуальном поединке, но алкоголь, наркотики, неосторожная езда и преступность взимают свою страшную дань. Мой сын жив и здоров, учится в колледже. Но некоторые из его одноклассников погибли в результате рискованных автомобильных экспериментов. Подростки практикуют свою адаптивность, идя навстречу пусть не самым большим, но реальным опасностям.

Да и сами родители часто оступаются, балансируя на расплывчатой границе между помощью и чрезмерной опекой детей, пытающихся самостоятельно приспособиться к взрослой жизни. В США около миллиарда долларов в год выделяется на программы по консультации подростков во всем, что касается насилия, самоубийства, секса, злоупотребления алкоголем и наркотиками и других потенциальных угроз. Но лишь немногие из этих программ реально работают.

И все же тинейджерам можно помочь. Исследования показывают: подростки, чьи родители включаются в процесс и направляют чад легкой, но твердой рукой, поддерживая с ними контакт, но в то же время не покушаясь на их независимость, – в будущем такие тинейджеры добиваются большего успеха в жизни.

Подростки хотят в первую очередь учиться у своих друзей, но не только. На определенном уровне и в определенных ситуациях (и тут задача взрослых – уловить этот момент) подросток осознает, что родители тоже могут предложить ему какие-то зерна мудрости – знания, ценные не потому, что освящены родительским авторитетом, а потому, что возникли из опыта старшего поколения, которое в свое время само пыталось понять, как устроен мир. В какой-то момент тинейджер может осознать: его родители, оказывается, тоже сталкивались с похожими проблемами и потому помнят ряд вещей, которые могут ему очень пригод

85 вопросов к детскому психологу Андрющенко Ирина Викторовна

Подростковый возраст (от 10 до 17 лет)

Наконец-то подростковый возраст! Подростковый возраст считается трудным. А почему, собственно? Чем подростки труднее малышей? Объясните мне, почему возраст, в котором ребенок в состоянии сам приготовить себе еду, более трудный, чем возраст, когда ребенок соглашается есть